Артикль. №3 (35) - Коллектив авторов

– Путь к сердцу мужчины лежит через миску! – со смущенным пафосом провозгласил N, вытирая дно булочкой. Ольга это тоже отметила.

К ночи, после дегустации вин, лежа рядами в спальниках и глядя в небо, во что-то играли и чему-то смеялись. Внезапно Оля попросила: «Спой!» Это была странная просьба. Потому что, несмотря на наличие слуха, я не умею петь. Тем более авторскую песню. Однажды, еще во времена КСП, правда, попыталась, в результате умерла со стыда и решила, что больше этого делать не нужно.

– Не могу, – ответила я ей.

– А надо, – произнес с другого боку голос N. Сам он, впрочем, никогда не пел – только слушал. И, возможно, с его стороны это вообще была шутка, о которой он тут же и забыл. Но со мной – то ли от вина, то ли от звезд над головой, что-то произошло. Это была известная песня. Спустя двадцать лет обе стороны – языка оригинала и его перевода – узрят в ней политический смысл и кровавое пророчество. А тогда это была просто песня о слепом бандуристе, о его любви и смерти. Я знала, что она нравится Ольге. Для нее нужен сильный низкий голос. И этот голос я услышала и не узнала. Мне он не принадлежал. У N вырвалось испуганное: «Кто это?» Другие тоже спрашивали: «Кто?» На фразе «Теперь пройду и даже не узнаю» Ольга хихикнула.

В середине ночи я почувствовала, как моими волосами играет чья-то рука, дотянувшись через одного человека. Играет долго. Затем, очевидно, поняв, что не сплю, словно бы ошибка:

– Анька, ты?

Равнодушно, по-пацански:

– Неа.

Рука убралась. Вот только Мышка лежала от него с другой стороны – ведь она тоже спрашивала «Кто?» И мытая голова здесь была у меня одной. И волосы явно короче.

Весь день перед отъездом, разбредясь на кучки, гуляли по Ялте, среди непривычной глазу геометрии фонтанов, темных кипарисных стрел и плотной стриженой зелени – ощущение зимнего сада под небом. На берегу загребали ладонями мокрую гальку, на коже белыми разводами высыхала соль. Вдыхали легкие запахи хвои, дынь и жареных баклажанов с чесноком на рыночных прилавках. Смешивались с праздной толпой курортников. Разглядывали на лотках сувениры: раковины, похожие на поросячьи уши – в которых всегда «шумит море», лакированные дубинки из дерева, котята и птички, кораблики с парусами и крашеные бусы из ракушек любых сортов – в детстве я любила их находить сама; переводные картинки на плоской гальке, портреты в профиль, вырезанные из черной бумаги – счастье, что на всю эту пошлость у нас не осталось денег! Вытирай с нее потом пыль, не решаясь выбросить.

Зажглись фонари, мы спустились в порт. В лицо подуло водорослями и рыбой. Мы остались наедине с Лизой – невольно я заметила, что мы с ней чем-то похожи. Она мне открылась. Для нее эти две недели были адом. Ей каждую минуту приходится улыбаться и изображать радость. Она любит Лешку и была уверена, что он позвал ее в этот поход для себя. Фима ей как мужчина никогда не нравился – он назойливый и слабый. Ей до сих пор стыдно смотреть в глаза его родителям – ведь из-за нее он пропустил год учебы! А Лешка сильный – такой, как она. Ясно, что Светка оказалась просто более доступной, к тому же вероломной подругой. Но она не покажет, как ей больно. Чем больнее, тем веселее она будет прыгать и дурачиться. Я была ее зрителем, почти как моим – Ольга. В конце набережной показалась компания. Лицо Лизы напряглось.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Будь моим (англ.)

2

Турбулентность. Он страдает аэрофобией (англ.)